Люциус сидел в своем кабинете, подперев узкой ладонью подбородок и задумчиво водя кончиком волшебной палочки по гладко отполированной поверхности стола. Он ненавидел, когда его ставили перед выбором. Это самое сложное в жизни - осознанно остановиться на одном и при этом отказаться от другого, хотя хочется и то, и это. И огненного краба оседлать, и попу не обжечь... По тонким губам Малфоя пробежала чуть заметная улыбка. Но было совсем не смешно... До его 24-летия оставался месяц. Всего месяц. И почему горячо любимый папочка, тщательно изучая составленный Блэками договор, не возмутился по поводу этой ничтожно малой цифры? Сам-то он женился в 35...
- Много работы, малыш?
Люциус вздрогнул и поднял глаза на висящий напротив стола портрет. С него на молодого лорда смотрел, тепло улыбаясь, мужчина - такой же светловолосый, но совсем непохожий на Люциуса. Аккуратная борода обрамляла широкое благородное лицо, а темно-серые выразительные глаза излучали заботу и некоторую тревогу.
- Да, папа, - Люциус улыбнулся, ничем не выдав некоторого огорчения. Ему сейчас не хотелось говорить с кем бы то ни было и уж тем более - слушать нотации. Абраксас Малфой, чей портрет висел в холле рядом с другими родственниками, в последнее время полюбил "гулять" по картинам, разыскивая сына. Должно быть, чувствовал его нервное состояние. Хотя как портрет может чувствовать...
- Ложь... Ты уже сорок минут разглядываешь свое отражение в столе. И это не впервые. В последние пару месяцев ты проводишь здесь значительно больше времени, чем того требуют дела. Что случилось, малыш? Опять во что-то вляпался?
- В Блэков... - пробормотал Люциус себе под нос, с хорошо скрываемым раздражением поглядывая на отца. Конечно, тот просто хотел помочь, но молодого лорда это не успокаивало - его нервы были уже на пределе. Ну почему, почему он всегда должен быть хладнокровным? Вся эта ситуация сводила его с ума и не давала спокойно спать. А кто виноват? В том-то и дело... Даже карты, как говорится, в морду кинуть некому.
- Если я нарушу контракт, что будет?
- Магический контракт нельзя нарушить, - тут же отозвался Абраксас, внимательно глядя на сына. Он прекрасно понимал, к чему тот клонит, ведь он, будучи лишь изображением на холсте, мог видеть и слышать значительно больше, чем при жизни. А уж об отношениях сына с нищим полукровкой ему было отлично известно. - Но дело даже не в этом, Люциус. Это честь нашей семьи, честь нашего рода. Посмотри, до каких высот мы поднялись стараниями наших предков. А ты хочешь разом перечеркнуть все? Люциус, эта тень падет не на тебя, она падет на весь наш род. Подумай об этом. Разве я когда-нибудь требовал от тебя невозможного, Люциус? Делай что хочешь и с кем хочешь, живи в свое удовольствие. Но все, что общественность не примет, не должно стать ее достоянием. Ты и так уже перегнул палку...
- Да-да, папа, я в курсе. Во-первых, я не афиширую, а во-вторых, никого не должно волновать, с кем я сплю. Это только мое дело.
Малфой поднялся из-за стола и спрятал палочку в карман. На отца он не смотрел. Всю эту речь про честь и долг он уже выучил наизусть, и самым паршивым было то, что возразить, как всегда, было нечего. Он обязан жениться. Жениться и зачать наследника. По-другому просто нельзя.
- Конечно, твое... - смягчился Абраксас. Он никогда не бывал слишком строг с сыном. Может быть, напрасно. - Ты ведь еще не говорил с ним, так?
Люциус ответил не сразу. Как же он мог так затянуть? Постоянно откладывал и откладывал этот разговор, боясь, что Северус не поймет и уйдет, хлопнув дверью. А лишних проблем и выяснения отношений так не хотелось... Но видимо этого все равно не избежать.
- Как раз собираюсь этим заняться. Еще встретимся, если меня не заавадят. Впрочем, в любом случае встретимся, - Улыбнувшись отцу, Люциус поспешил покинуть кабинет. Мысли его сейчас метались в голове, как пойманные в банку мотыльки. Как сказать, что сказать и как вести себя при этом? Вопросов было много, а ответов - ноль. В общении с Северусом не всегда можно все просчитать: слишком уж он непредсказуем...
Коридор сегодня показался Люциусу слишком коротким, он предпочел бы подольше идти от своего кабинета до спальной. Толкнув дверь, он сразу увидел того, кого искал: Снейп в своей любимой черной пижаме уже лежал в постели, увлеченно читая какой-то древний фолиант. Малфой никогда не понимал, как он умудряется не засыпать при этом в течении пяти минут.
- Сев... - блондин улыбнулся чуть натянуто, все еще пытаясь придумать, с чего начать разговор. В голову ничего не шло - может, была виновата усталость, а может, просто сама ситуация была слишком уж нестандартной. - Я думал, ты уже спишь.

Снейп видел его насквозь. Так всегда было и всегда будет. На что Малфой надеялся каждый раз, когда врал ему? Никогда ему не освоить окклюменцию на должном уровне. Его мысли слишком сумбурны, слишком непоследовательны, чтобы он мог избирательно скрывать их от постороннего сознания. Самые большие трудности это доставляло, конечно, при общении с Лордом, который ненавидел, когда ему лгут. Приходилось выкручиваться, тщательно подбирая слова и говоря полуправду, когда не соврать было уж совсем нельзя. Пока Люциус не прокололся, но сказать, что он чувствовал себя уверенным на сто процентов, было нельзя.
С Северусом дело обстояло несколько проще, главным образом из-за того, что последствия не так ужасны. Ну поворчит, подуется... Может, даже уйдет, хлопнув дверью, и на пару дней засядет в родительском доме, как венецианцы в своей Кандии. Ничего более серьезного пока еще не было, но шестое чувство редко подводило Малфоя. Он знал, что не зря так опасается сегодняшнего разговора. "Может, завтра все ему рассказать?.." - мелькнула в голове мысль, но внутренний голос тут же расставил все точки над "i":  "Чем дольше ты откладываешь, тем сильнее он разозлится. Ты и так уже затянул до неприличия. Еще бы перед самой свадьбой сообщил: "Ой, ты знаешь, Сев, а я завтра женюсь". Давай. Он ведь по уши в тебя влюблен. Все будет отлично." В последнем утверждении Люциус сильно сомневался, но во всем остальном внутренний голос был, несомненно, прав.
Все эти размышления заняли секунды три, не больше, но от Северуса, конечно, не могло укрыться, что молодой лорд ушел в себя после, казалось бы, совершенно обычного вопроса. Тут даже легелиментом быть не надо.
- Нет, не очень много... - Люциус опустился на край кровати. В глаза темноволосому слизеринцу он не смотрел - не хотел чувствовать себя виноватым. Это одно из самых отвратительных чувств, с которым он упорно боролся, дабы не дать ему одержать над собой верх.
- Вообще я рад, что ты еще не спишь. Нам надо поговорить ...

Господи, как же не хотелось расстраивать его! Просто невероятно... Северус был единственным по-настоящему близким Малфою человеком. Мать умерла десять лет назад, отец - пять. Друзья... Они, конечно, были, но Люциус никогда не позволял себе сойтись с ними настолько близко, чтобы быть самим собой. Он всегда носил маску хладнокровного, уверенного в себе человека, и лишь Снейп знал, что молодой лорд ведет себя так далеко не всегда. И именно его Люциус сейчас должен был оттолкнуть от себя. Да... С самого его рождения все было превосходно - деньги, уважение, власть, но он знал, что рано или поздно придется заплатить. Подвох есть всегда.
Надежда на то, что все кончится хорошо, медленно испарялась под встревоженным взглядом темно-карих глаз. Нет, он не простит. Это и раньше давалось ему с трудом, а по сравнению с сегодняшним разговором все их прежние проблемы казались сущей ерундой.
- Сев... - Сейчас в тоне Малфоя не слышалось привычной манерности, но несмотря на то, что слова он не растягивал, выходило все как-то очень медленно и через силу, словно он еще надеялся удержать это все в себе. А вдруг Снейп скажет: "А ну все к черту, Люц! Плевать". Или, к примеру: "Я уже давно все знаю, Люци. Не волнуйся, все хорошо". Да, каким бы облегчением это было... Малфой бы на радостях, пожалуй, пожертвовал бы святому Мунго или Хогвартсу тысяч пятьдесят. Или даже сто...
Но нет, Сев молчал, и молодой лорд, чуть слышно вздохнув, смирился с неизбежным. Он накрыл холодную руку темноволосого слизеринца своей узкой ладонью, словно таким образом хотел удержать его, и остановил взгляд на фамильном кольце, украшающим средний палец правой руки. Тонкая серебряная змея с изумрудными глазами - изумительная гоблинская работа. Оно уже много поколений хранилось в семье Малфоев, переходя от отца к старшему сыну. Символ чести и достоинства их рода. И оно каждый день напоминало Люциусу, какой долг он еще не отдал своим блистательным предкам.
- У меня есть одна проблема. Очень серьезная, от нее нельзя просто так отмахнуться, - Он по-прежнему не отводил взгляд от своего кольца, словно разговаривал именно с ним. - Я должен был рассказать тебе об этом раньше. История моей семьи уходит в далекое прошлое, мои предки живут в Англии уже несколько веков. А до этого они жили во Франции. И еще раньше - в Италии. Но ты и так все это знаешь... Я хотел сказать о другом, просто не знаю, как подвести. - Люциус наконец перевел взгляд на лицо Северуса. И куда делись все слова и речи, которые он готовил не один день? Все напрочь вылетело из головы... - После смерти моего отца я остался единственным представителем своего рода. Но я не должен стать последним. Это... долг, который я обязан отдать своей семье. Понимаешь?..

"Бинго!" И Добби за моей спиной разбрасывает конфетти. А Сев смеется и говорит: "Ну ты и хитрец, Люци, даже меня провел!". И все счастливы...
Люц даже не попытался удержать руку Северуса, когда та выскользнула из его ладоней, мгновенно ставших какими-то безвольными. В висках запульсировала боль - сначала чуть ощутимая, но с каждой секундой она набирала обороты, словно кто-то маленький и очень целеустремленный пытался расколоть его голову изнутри. Такое бывало в последнее время рано утром или ближе к ночи. В таких случаях Малфой всегда просил Сева дать ему какое-нибудь зелье. И Сев давал - обычно оно было уже приготовлено и разлито по флаконам. В его лаборатории таких флаконов было великое множество. Среди них были зелья от головной боли, от боли в желудке, от похмелья, от кашля, аллергии, жаропонижающие... Мало ли какой недуг неожиданно настигнет молодого и весьма нежного аристократа. Люциус знал, что все эти скляночки - для него. Сам Северус, закаленный непростым детством, болел не так часто, а готовить эти зелья из интереса или для удовольствия не стал бы - слишком уж они просты для него.
Очень хотелось просто закрыть глаза и свернуться под одеялом - так, как он делал в детстве. И чтобы горели все свечи, а Добби сидел где-нибудь неподалеку. Тогда еще Люциус боялся темноты и, не желая признаваться в этом родителям, приказывал домовику сидеть в его комнате всю ночь. Только тогда он не знал, что такое моральная усталость и головная боль. Господи, как же вымотал его этот последний месяц...
Малфой автоматически поднес руку к виску и чуть нажал на него подушечкой среднего пальца, массируя. Боль от этого меньше не стала, и забраться под одеяло захотелось еще больше. Но пока еще было нельзя.
- Да, Сев, - тихо произнес он, вновь глядя куда-то мимо своего темноволосого любовника. Ну не мог он сейчас смотреть ему в глаза, просто не мог. - Мне нужен сын. Законный, чтобы я мог передать ему свою фамилию. И титул со временем...

Все пошло совсем не так, как хотелось бы Люциусу, но именно так, как он и предполагал. И почему-то все равно стало неожиданностью. Он до последнего старался верить, что все будет хорошо. Он и сейчас еще не терял надежды. Да, конечно, это удар для Северуса. Очень жестоко со стороны Малфоя сообщать ему обо всем вот так - за месяц и без всякой подготовки. Юного зельевара можно понять, и Люциус понимал. Если бы Снейп сообщил ему, что решил жениться на Лили, потому что хочет рыжих детей, он бы тоже был в ярости. Кричал, угрожал, уговаривал... Может быть, даже ревел, как маленький мальчик, закрывшись в ванной и спрятавшись от всего мира. Да, он так иногда делал. Обычно - после некоторых заданий Лорда, где нужно было пытать и убивать магглов. Многих Пожирателей увлекал этот процесс - кровь, кишки наружу, орущие под пытками дети... Но только не Люциуса. Да, на глазах "коллег" он сохранял хладнокровие и не позволял ни одной эмоции пробиться наружу - слишком высока была бы цена его слабости. Но дома весь этот ореол спокойствия и жестокости пропадал без следа. Когда он дрожащими руками стягивал с себя измазанную чужой кровью мантию, запирался в душе и подолгу просто сидел на холодном кафельном полу, обхватив руками колени, совсем как в детстве, - разве кто-нибудь, глядя на него в такие минуты, назвал бы его благородным аристократом, чистокровным волшебником, достойным титула, который он носит? Да, Сев назвал бы... Только он видел Малфоя в таком состоянии, и это не отталкивало его, не смущало. Он всегда принимал Люциуса таким, какой он есть, так неужели сейчас он не сможет понять его? Это ведь не прихоть скучающего богача, это действительно важно. Это то единственное, что требовали от него люди, благодаря которым он стал тем, кем он являлся сейчас, и он не мог пренебречь этим. К тому же не выйдет ничего хорошего, если он нарушит контракт, который сам подписал десять лет назад. Магические контракты заключаются, чтобы обезопасить себя от обмана, и никогда не держатся на простом честном слове. Их боятся нарушить, потому что за этим всегда следует расплата. Малфой не знал, какая именно кара ждала бы его в данном случае, да это было не так уж и важно. Он вообще не собирался упоминать об этом, ведь не будь контракта, изменились бы только сроки. Но он бы все равно женился.
- Нет, Сев, подожди! - Вид потрепанного школьного чемодана Снейпа окончательно обескуражил Люциуса. В последний раз он видел его больше года назад, когда окончивший школу слизеринец перебрался к нему со всеми своими немногочисленными вещами. С тех пор его гардероб значительно пополнился, главным образом стараниями Малфоя, хотя большую часть купленных ему вещей Северус так ни разу и не одел. Было у него и несколько новых чемоданов (из драконьей кожи в том числе) - для поездок в Венецию, которую Люциус так любил, и другие города и страны, увиденные Снейпом впервые. Но свой старый чемодан он наотрез отказался выбросить, Малфой так и не понял, почему. И сейчас корил себя за то, что не сделал это самостоятельно. Почему-то казалось, что не будь этой рухляди, в которую Сев кидал свои вещи, все стало бы проще.
- Ты не так понял! - Боже, какая банальная фраза... Малфой вскочил и перехватил руку любовника, сжимая запястье - крепко, но не настолько сильно, чтобы причинить боль. Просто нужно было привлечь внимание. Нужно, чтобы Сев выслушал. Сейчас это было жизненно необходимо. Блондин с превеликим трудом отодвинул головную боль на задний план, она не должна была мешать.
- Сев, все это - свадьба, наследник - это необходимо! Я не хочу этого так же, как ты, но без этого нельзя! Ты должен понять! - В голове мелькнула глупая мысль, что самое время для Империо, но Малфой тут же отбросил ее. Каждое свое слово он слышал со стороны, и ему казалось, что никогда еще он не нес подобной ерунды да еще и с такой скоростью. - Нам не нужно расставаться, Сев, все останется по-прежнему, обещаю! Мы купим дом, ты сам выберешь - любой, где захочешь... Сев. Сев, ну посмотри же ты на меня!.. - Люциус был уверен, что вот-вот сорвется на крик. Если еще не сорвался. Кажется, последняя фраза прозвучала на тон выше, чем он того хотел.

В экстренных ситуациях, когда волшебнику грозит опасность или обуревают сильные эмоции, магия из него выплескивается стихийно, не поддаваясь контролю. Так случилось и сейчас. Поймав яростный взгляд Северуса, Малфой почувствовал резкое жжение в пальцах руки, которой сжимал тонкое запястье юноши. Боль была столь сильной и внезапной, что блондин, тихо ахнув, отдернул руку, не сводя пораженного взгляда широко открытых глаз с лица любовника - теперь уже, очевидно, бывшего. Выражение по-детски наивного удивления (без тени обиды), от того, что Северус смог причинить ему боль, быстро стерлось с лица Малфоя. Он был уверен, что юноша сделал это ненамеренно. Но теперь в голову закралась совершенно не нужная сейчас мысль. "А если бы в эту самую минуту Темный Лорд приказал Северусу испробовать на мне Круциатус, смог бы он это сделать? По-настоящему - так, как делает Беллатрикс. Получая удовольствие от процесса... Смог бы?" - "Вы тронулись белокурой головой, милорд?.. Он же любит тебя. Он не может хотеть причинить тебе боль", - уверенно ответил внутренний голос. Тот самый, который утверждал, что Сев поймет и все будет прекрасно. Сейчас Малфой доверял ему не так, как обычно. Но я тоже причинил ему боль. Разве он не захотел бы отомстить? В его глазах столько ненависти, что мне кажется - сейчас у него получился бы прекрасный Круциатус. Просто отменный... Внутренний голос на этот раз промолчал, и Люциусу стало очень не по себе. Не от того, что он боялся физической боли (хотя, конечно, в этом очень мало приятного). Просто было так непривычно ощущать на себе горящий ненавистью взгляд человека, которого так сильно любишь. Единственного, кого любишь по-настоящему. Мерлин всемогущий, куда же я иду?.. Сначала Метка, теперь это. Что я делаю со своей жизнью?
Головная боль снова напомнила о себе гулкими ударами в правом виске. Эпицентр был именно там, но отголоски боли, словно эхо, разносились по всей голове, заставив Малфоя на мгновение зажмуриться. Когда он открыл глаза, Сев уже стоял спиной к нему, глядя в пляшущее пламя камина. Хотелось, чтобы все это закончилось побыстрее. Хорошо или плохо - в данную минуту было не так важно. Лишь бы скорее выпить что-нибудь обезболивающее и забраться под одеяло с головой. А потом, проснувшись, он непременно напьется. Так не по-аристократически - пить виски с утра... Но Люциус в свои двадцать три уже прекрасно знал, что алкоголь утешает лучше любых слов. Он будет долго пить в одиночестве, жалея себя. Может быть, поплачет. Даже наверняка. В конце концов - что плохого, если никто не видит? Зато становится немного легче. А потом он заснет крепким сном без всяких сновидений. И проспит часов двенадцать, не меньше. А на следующий день непременно напишет письмо Северусу. Длинное и до неприличия сентиментальное, как он любит. Да, это поможет. Точно поможет...

Слова Северуса задели Малфоя. Разве он когда-нибудь называл его некрасивым? Хоть раз в жизни упрекнул в нечистокровности? Нет, он всегда относился к нему искренне, любил по-настоящему, старался сделать все, чтобы мальчику было хорошо не только рядом с ним, но и вдали от него. Эти слова были несправедливы, но, наверное, Люциус не имел сейчас права обвинять Снейпа в чем бы то ни было. Да и желания такого у него тоже не было. Сев и так плачет, ему плохо, и виноват в этом он, Малфой. От осознания этого становилось еще хуже.
- Нарцисса Блэк, - тихо и устало ответил он, не глядя на худую, облаченную в черную мантию фигурку Северуса. Внезапно ему даже захотелось, чтобы Снейп развернулся и, направив на него палочку, яростно выкрикнул: "Круцио!". И мучил бы его столько, сколько нужно было для искупления вины. Тогда они снова оказались бы на одной ступени... Да, острое, как игла, чувство вины все-таки добралось до Люциуса. Теперь избавиться от него было почти невозможно...

Люциус ничего не ответил на слова Северуса. Все эти поздравления и пожелания счастья - они должны были звучать наигранно и по-детски... Шаблонные фразы, неизменно встречающиеся в бульварных романах. Но Северус никогда не читал подобной чуши - это Малфой знал наверняка. Должно быть, просто в подобных ситуациях всем приходят в голову одни и те же спасительные слова, помогающие временно сдержать слезы.
В Хогвартсе на шестом курсе Люциус не раз задумывался: а каково это - бросить кого-нибудь? Сказать ему в лицо, что все кончено. А потом смотреть, как он, с трудом сдерживая отчаянно рвущиеся наружу слезы, старается сохранить остатки гордости и говорит что-нибудь банальное. Например: "Надеюсь, ты будешь счастлив"... Или: "За меня не переживай, я в норме". Каково это будет? - думал Люциус тогда. И ответ приходил незамедлительно. Забавно. Это будет весьма забавно.
С тех пор молодой лорд бросил не одну любовницу и уж точно не одного любовника, но забавно ему не было ни разу. Не сказать, конечно, что он долго переживал после очередного расставания, но неприятный осадок все же оставался. Особенно после истории с предшественником Северуса, отношения с которым длились почти четыре года.
Но это расставание было самым незабавным из всех. Особенно учитывая тот факт, что Люциус все еще надеялся на благополучный исход. И его собственный дом сейчас, казалось, играл ему на руку. Камин, через который Северус вознамерился попасть в "Дырявый котел", был заблокирован. И не так, как все камины - на вход, но и на выход. Малфой сделал это совсем недавно, потому как, во-первых, спальня - это спальня, а не зал отправлений; а во-вторых, его очень раздражал пепел на ковре, неизменно остающийся после использования летучего пороха. И разблокировать его мог лишь он сам - того, кто не принадлежит к семье Малфой, Мэнор просто напросто проигнорирует.
В любой другой ситуации Люциус стоял бы с невозмутимым выражением лица и с интересом наблюдал за тщетными потугами Снейпа покинуть поместье через камин. Но сейчас было не до шуток...
- Сев, пожалуйста... Ты принимаешь слишком поспешное решение. Не хочешь сейчас находиться со мной в одной комнате - я тебя пойму. Но необязательно уходить... Уже ночь, и погода не самая лучшая. Останься хотя бы до утра, в доме много других комнат, выбирай любую. Обещаю, что не буду беспокоить тебя.
Малфой говорил по возможности ровно и спокойно. Он очень надеялся, что Сев примет его предложение и останется. Тогда, возможно, к утру он немного отойдет, и они смогут поговорить...

В голосе Северуса слышалась холодная ярость. Он умел бывать невозмутимым и спокойным, когда хотел этого. Бывали, впрочем, такие моменты, когда он истерил, как эмоционально неуравновешенная девушка, бил посуду и кричал. И Малфой, как никто, знал, что от первого состояния до взрыва не просто один шаг - одно не к месту сказанное слово. Сев был на пределе, и Люциус видел это. Что ему сейчас делать, он не представлял. Выпустить? Малфой боялся... Куда Сев пойдет в таком состоянии? Что будет делать? А вдруг ему взбредет в голову, что жизнь кончена и самым разумным будет - покончить с собой? Опять же и сволочь Люциус помучается чувством вины... Да, такое вполне могло прийти в голову Снейпа. Его месть всегда была весьма тонкой и искусной...
Не отпускать? Пусть бесится и орет, зато будет рядом и под присмотром. Ведь Снейп действительно был заперт в Мэноре, в прямом смысле этого слова. Он был в западне. Без желания хозяина он не сможет покинуть поместье - камин заблокирован, ворота заперты заклятием, снять которые мог лишь Малфой. А чтобы аппарировать, нужно было выйти за ворота. Единственным шансом был Добби. У домовиков особая магия, барьеры, расставленные волшебниками, они преодолевают без проблем и могут аппарировать, где угодно. Но эльф не послушается Северуса, потому как Малфой запретит ему это делать в ту самую минуту, как только доведенный до отчаяния брюнет окажется вне поля его зрения. А если не окажется, что ж - отдаст приказ прямо при Северусе...
Этот вариант был хорош всем, за исключением одного "но". Люциус любил Снейпа. Действительно любил, и причинять ему еще большую боль, чем он уже причинил, казалось ему невыносимым. Он просто не сможет смотреть на его рыдания и знать, что не может подойти и обнять, потому что Северусу это уже не нужно.
Малфой принял решение, хотя это было очень непросто для него. Но все же он еще отчаянно хватался за надежду уговорить юношу остаться хотя бы до утра. Несмотря на то, что понимал абсолютную бесполезность этой затеи.
- Сев, я клянусь, что даже близко не подойду к тебе этой ночью, если ты сам не пожелаешь. Ты слишком взвинчен, тебе не стоит возвращаться сегодня в дом твоих родителей. Обещаю, утром я разблокирую камин в гостиной. А сейчас Добби сделает тебе чай, ты посидишь в библиотеке и немного придешь в себя. Я бы очень хотел поговорить с тобой, но не думаю, что ты сейчас этого захочешь. Возможно, утром... Но если нет, я не стану тебя держать. Хорошо?

Вряд ли Северус представлял, сколько боли доставляет молодому лорду каждое сказанное слово. Лицо Люциуса было все так же непроницаемо, разве что стало еще бледнее, чем обычно. Теперь оно столь явно напоминало восковую маску, что слова о людях, умеющих "надевать" на лицо нужные эмоции, уже не казались пустым красочным сравнением. Внутри Малфой сейчас вздрагивал, как от удара наотмашь, после каждого резко сказанного слова и сквозящего холодом взгляда, но природный инстинкт самосохранения не выпускал его чувства наружу. Никто не должен видеть, как тебе больно, - это делает тебя еще более уязвимым.
- Хорошо, - тихо ответил он, глядя поверх плеча Северуса на изящную статуэтку на каминной полке, но не видя ее. - Если что-то понадобится, я буду в гостиной.
Он прекрасно знал, что Снейп ни за что не придет. Последние слова были сказаны не из вежливости - он предупредил Сева, куда тому заходить не следует, чтобы не столкнуться с человеком, которого он не желает больше видеть. Эта мысль больно и неприятно колола изнутри, в какой-то мере было даже жалко себя, но Малфой попытался сейчас отбросить подальше все лишние чувства и эмоции. Единственным, с чем никак не удавалось справиться, был страх. Люциус ужасно боялся утра, когда холодный свет сентябрьского солнца зальет многочисленные комнаты Малфой-Мэнора, в котором молодой лорд уже будет один. Хотя нет, солнце - с чего он взял? Тяжелые тучи не расползаются над Лондоном уже не одну неделю, и вряд ли завтра будет исключение.
Малфой прошел к двери, совсем недалеко от Северуса, не решившись ни взглянуть на него, ни тем более - коснуться. Путь до гостиной занял пару минут, хотя показалось - дольше. Устало опустившись в кресло, хозяин поместья позвал домовика.
- Следи за Северусом, куда бы он ни пошел. Он не должен тебя заметить, за исключением тех случаев, когда он сам тебя позовет. Но и тогда он не должен понять, что все это время ты был рядом. Исполняй все его поручения, как и раньше, кроме одного - не смей помогать ему покинуть поместье. И не говори, что это мой приказ. Если заметишь в его действиях что-нибудь подозрительное, сразу сообщишь мне. Не хочу, чтобы он сделал какую-нибудь глупость... Все ясно?
- Да, хозяин, - пискнул домовик и, качнув огромными ушами, аппарировал.
- Как в дурацком сне... Когда же ты уже кончишься, черная полоса? - вздохнул Малфой и щедро плеснул в широкий стакан виски из откупоренной бутылки, стоявшей на круглом столике рядом с креслом.

Малфой влил в себя уже второй стакан виски и снова практически не почувствовал вкуса. Лишь горьковатая обжигающая язык и горло вода, ничего больше. С семнадцати лет Люциус приучил себя к мысли, что он никогда не будет одиноким. У него всегда будет тот, кто придет на помощь, когда плохо или просто грустно, кто-то понимающий и такой родной. И этим кем-то, без сомнения, был виски. Прекрасный выдержанный виски в дорогих бутылках, хранящихся в подземелье. Он умел утешать, как никто, и не подводил еще ни разу. Но что случилось с ним сегодня? Малфой наполнил стакан вновь и тут же опустошил, ни на секунду не оторвав губ от хрустальной кромки. Немного подождал, молча глядя на пляшущее в камине пламя. Нет, ничего. В голове до омерзения ясно, и боль ощущается еще отчетливее. Ах да, он ведь хотел выпить какое-нибудь зелье. Заснуть ему, по всей видимости, этой ночью не удастся, так нужно хотя бы унять эти тупые удары в голове. Но с другой стороны, физическая боль отвлекает от другой, от той, которой сейчас, наверное, до краев наполнен Северус. Что он делает в эту минуту? Крушит мебель волшебной палочкой? Просто плачет на постели? Может, пытается выбраться? Нет, в этом случае Добби сообщил бы ему. Ах, дьявол... Добби. Этот тупой эльф-мазохист был сейчас занят, и отвлекать его Люциус не хотел. Следить за Северусом было не в пример важнее, чем искать зелье от головной боли.
Вздохнув, молодой аристократ наполнил четвертый по счету стакан. Не качеством, так количеством... Почему-то весь трагизм и серьезность происходящего никак не желали укладываться в его голове. Ощущение, что, как только ночь закончится и погаснут последние звезды, все вновь вернется на круги своя, не покидало. Умом он понимал, что глупо на такое надеяться - слишком сильную обиду он нанес Северусу. Но все же что-то внутри (может, сердце, а может, просто шестое чувство или хроническая вера в невозможность неудачи) упорно твердило свое.

После пятого стакана виски Люциус, наконец, ощутил результат. Это не было приятным опьянением, к которому он привык. Он не чувствовал легкости, окрыленности. Желания посмеяться просто так, не потому что смешно, а потому что вдруг понял, что такое счастье, тоже не возникло. Весь выпитый за этот вечер алкоголь накатил на молодого аристократа тяжелой волной и, казалось, сосредоточил весь свой вес на его белокурой голове, увеличивая и без того изрядно досаждающую боль.
- Чтоб тебя... - пробормотал Малфой, окончательно поняв, что сегодня виски не принесет долгожданного облегчения. Он поставил пустой стакан на круглый столик и только сейчас заметил, как сильно у него дрожат пальцы. От выпитого, должно быть. Кажется, все это он уже проходил когда-то: звенящая тишина в огромном доме, догорающий камин, руки, трясущиеся настолько, что волшебная палочка падает на пол, выпуская сноп искр... Когда же все это было? Люциус напряг память, чувствуя, как человечки в его голове с удвоенной яростью замахали своими молотками. Давно, очень давно, в другой жизни, кажется... И внезапно он вспомнил. Ему было восемнадцать, он только окончил седьмой курс, еще даже не сдал последний экзамен, когда ему пришло письмо с извещением о смерти отца. Трансфигурацию ему разрешили сдать досрочно, после чего он спешно вернулся домой, где на него разом свалился миллион дел. Нужно было разобраться с похоронами, с долгами, с документами и прочее, прочее, прочее. Он стал Лордом и хозяином всего имущества своей семьи. Единственный наследник. Первые несколько дней было просто трудно, особенно выбили из колеи похороны - он, конечно, знал, что драконья оспа вскоре доконает его отца, но тем не менее не был готов к этому. А потом, как только тяжелая дверь фамильного склепа закрылась, на него разом налетели полчища сов с деловыми письмами и документами, и это стало для новоиспеченного хозяина поместья настоящим адом. Пару дней он пытался разгрести этот завал, но потом плюнул на все, велел домовику закрыть все окна, чтобы ни одна чертова сова не проникла в дом, и уединился в этой самой гостиной с бутылкой виски. Вот что всплыло в памяти Люциуса, когда он смотрел на свои дрожащие пальцы, сжимающие пустой стакан. Неделя отчаяния, затворничества и гнетущей тишины. Но ведь тогда все прошло, значит, и сейчас пройдет. Только нужно все-таки найти это чертово зелье... У Северуса в лаборатории оно наверняка есть.
Малфой поднялся на ноги и тут же вынужден был схватиться за спинку кресла. Всего лишь легкое головокружение. Неудивительно. учитывая, сколько он выпил... Постояв несколько секунд, Люциус пришел в себя. Алкоголь никогда не оставлял отпечатков на его внешности. Он мог чувствовать себя преотвратно, но взгляд не затуманивался, голос и интонации оставались прежними. И ходил он ровно. Ну, почти...
Путь в подвальную лабораторию занял несколько больше времени, чем обычно. Все дело было в том, что Малфой поначалу свернул не туда, по привычке направившись в свою спальную. Осознал ошибку он лишь в тот момент, когда добрался до первого пролета лестницы.
- Пьянь безобразная... - пробормотал он чуть слышно и повернул обратно.
Длинный коридор в подвале освещали магические факелы. Люциусу упорно предлагали настоящие - дизайн "под старину", аргументируя это тем, что, идя по коридору, он будет слышать лязг цепей и стоны узников, но Малфой отказался, посчитав это первым признаком шизофрении. К тому же за магическими факелами не надо постоянно следить. Они практичнее и не обжигают, если случайно пронесешь над ними руку. Люциус коснулся холодной стены, чувствуя, что его слегка заносит, и тут же замер. Ему показалось или он действительно услышал какой-то странный звук? Как будто кто-то плакал... Узники? - пронеслась в голове глупая мысль, но Малфой тут же откинул ее. Какие, к черту, узники? Он вновь двинулся вперед и теперь ясно различил, что плач доносится из-за приоткрытой двери лаборатории. Внезапно он ощутил некоторое смущение. Стоит ли идти? Сам он никогда не позволил бы кому-то смотреть на собственные слезы. Это слишком интимно. Но Сев... Когда он учился на первом курсе, его постоянно обижали. Не только гриффиндорцы. Даже свои, хотя Малфой быстро прекратил эту наметившуюся тенденцию. Но Северус был очень ранимым ребенком, его мог довести до слез даже брошенный в его сторону презрительный взгляд, коим иногда награждали его чистокровные слизеринцы. И он всегда приходил к старосте, который за какой-то месяц умудрился стать для него ближе, чем кто бы то ни было. А Люциус обнимал его, прижимая к себе, и рассказывал какие-нибудь глупости, пока мальчик не переставал плакать. Тогда все было намного проще...
Малфой вздохнул и, решившись, толкнул тяжелую дверь. Северус сидел на полу рядом с огромной коробкой, не вытирая катящихся по щекам слез. Сердце Люциуса больно кольнуло и, шумно вдохнув, чтобы избавиться от комка в горле, он сделал несколько шагов вперед и опустился на пол рядом с юным зельеваром.
- Сев... - Имя бывшего слизеринца повисло в воздухе. Малфой протянул руку и вытер все еще дрожащими пальцами мокрую щеку темноволосого юноши. Он совершенно не знал, что еще сказать, а такое с ним случалось крайне редко.

Этот долгий поцелуй пьянил гораздо лучше прекрасного выдержанного виски, купленного еще отцом Люциуса. С какой бы жадностью Северус ни целовал его, Малфой не чувствовал в этом привычного нетерпения двух молодых любовников. Нет, этот поцелуй был полон нежности и любви, о которых так часто поют сентиментальные песни, способные выжать пару слезинок из глаз почтенных домохозяек. Люциус не был домохозяйкой и уж тем более не считал себя сентиментальным, но сейчас ему действительно хотелось плакать. Увериться в том, что они действительно расстаются, пусть не навсегда, но расстаются, ему помогли не слезы Северуса, не его обвинения, а этот поцелуй. Ведь таким нежным и чувственным может быть лишь последний поцелуй. Так же, как и объятие: самое долгое всегда последнее.
Две слезинки скользнули по неестественно бледным щекам Малфоя и затерялись в вороте мантии еще до того, как их губы разделились. Как же сложно поверить, что все заканчивается. Северусу было всего одиннадцать, когда они впервые встретились. Одиннадцать... Совсем ребенок. Почему Люциус заметил его тогда, по каким признакам выделил из толпы первокурсников? Он ведь тогда еще даже не знал, что Снейп попадет на Слизерин. Более того - был уверен в обратном. Потрепанный невзрачный вид, неизвестная фамилия. Ну разве такие попадают на факультет избранных? Но Малфой следил за ним взглядом, а чуть позже согнал одного из "верных дружков" с теплого места по правую руку от себя и усадил туда этого несуразного новичка, напоминающего птенца, упавшего с ветки. Никогда до этого он не проявлял подобной заботы о первокурсниках. А тут решил взять под свою опеку этого Северуса Снейпа, который, ко всему прочему, оказался нищим полукровкой. Ну и что? Разве это имело хоть какое-то значение? Если мальчик попал на Слизерин, значит, он достоин этого. И достоин вдвойне, если это случилось вопреки его происхождению. Я ведь влюбился в него еще тогда... Еще тогда... Можно было бы, конечно, надеяться, что все это - временное увлечение, но ведь прошло уже шесть лет, и ничего не изменилось. Разве что теперь, помимо любви, была еще и привязанность. Когда так долго просыпаешься и засыпаешь с мыслью об одном человеке, очень сложно что-то изменить в своем сознании. Это ведь не ключ, который достаточно повернуть в двери, чтобы она закрылась. Тут вообще нет ни ключей, ни замков, и что с этим делать, Люциус не имел представления.
- Сев... - снова тихо повторил он и положил узкую ладонь на влажную щеку юноши. Он знал, что Северус поймет все без слов, но тем не менее хотелось что-нибудь сказать. Что-нибудь такое, чего он никогда еще не решался произнести вслух.
- Я не смогу без тебя, Сев. Совсем... Я уже разучился жить один. Не уходи...

"У тебя все получится" - сказал юный зельевар, и самым болезненным для него, наверное, являлось полное осознание того, что он прав. Да, у Люциуса всегда все получалось. Несмотря на трудности, несмотря на личные проблемы. Он ставил перед собой цель и уверенно шел к ней, всегда добиваясь желаемых результатов. С самого раннего детства в его голову упорно вбивали мысль, что главное - научиться соответствовать своей семье, быть достойным фамилии и титула, которые носишь. Это гораздо важнее личных желаний. И сейчас Малфой прекрасно знал, что, вопреки только что сказанным им словам, он сможет жить без Северуса. И даже, возможно, будет по-своему счастлив. Но эта мысль не просто не радовала, она огорчала и расстраивала еще больше. Словно он предавал Северуса, предавал все, что было между ними. Они так долго знают друг друга... Это ведь не игра в чувства, здесь все серьезно - совсем не так, как было с другими.
Все наладится, нужно просто дать ему немного времени. Он поймет, что это необходимо. Малфой бросил на своего близкого, пожалуй, даже чересчур близкого, друга взгляд, полный так несвойственной ему неуверенности. Худой бледный подросток, с покрасневшими от слез глазами, без родных и друзей. Зато с Черной меткой на предплечье. И в этом тоже виноват он, Люциус. Нет, не может все это вот так закончится, ведь заканчивается все всегда хорошо. И если исправить все то, что произошло сегодня, может лишь чудо, значит, чудо произойдет, Малфой свято верил в это. Вскоре Северус поймет, как плохо быть одному, и вернется. Как бы эгоистично и цинично все это ни звучало, Люциус знал, что это правда. По-другому и быть не может. А сейчас лучше отпустить его, потому что мучить больше нет сил. Ни себя, ни его.
- Хорошо, Сев, - Малфой поднялся на ноги и по привычке подал руку темноволосому слизеринцу, помогая встать. Его бледное лицо сейчас выражало лишь безмерную усталость. - Добби перенесет тебя и твои вещи в дом твоих родителей. И, если что-то понадобится, зови его в любую минуту, он по-прежнему будет выполнять твои приказы. Я загляну к тебе завтра, если ты не против.